Стюардесса Маша рассказала о женщине, которую убила турбулентность, о вакуумном устройстве, которое засасывает пассажиров, а также о том, как летает самолетами «Аэрофлота» генеральный директор этой авиакомпании.
- Про профессионализм
- Про индусов
- Про социальное расслоение
- Про Третьяка
- Про причины пьянства
- Про личную жизнь
- Про детдомовских
- Про Окулова
- Про сервис
- Про трудности
- Про секс
- Про опасности
- Про дополнительные заработки
- Про молодость
Когда я только пришла в «Аэрофлот», мне моя наставница, такая тетя лет пятидесяти, говорит: «Маша, ты должна ходить по самолету, как будто у тебя пятачок в заднице».
Рейсом Москва — Торонто обычно одни индусы летят. Я их называю «хотер-вотер», потому что они всегда горячую воду просят. Индусы страшно требовательные и все время посылают тебя по всякой ерунде. Я долгое время этого не понимала и спросила у своего приятеля, индуса, почему они такие? Он говорит: они же все в основном из деревни — низшее сословие. Им никогда в жизни никто не прислуживал, а тут белый человек по их приказу бегает — они балдеют. У них же кастовое общество, им до белого человека дотронуться — большая честь.
Я года три назад заметила, что и наши стали относиться к тебе как к обслуге. Раньше не было такого. Вот рейс Москва — Лондон: один пассажир, уже и так пьяный, достает свою бутылку, хотя у нас сейчас запрещено свой алкоголь на борту распивать. Я ему говорю — он не слушает. Отбираю бутылку — он другую вынимает, начинает у меня из тележки все доставать и бросать. Смотрю: друг у него нормальный, не пьяный. Утихомирьте, говорю, пожалуйста, своего товарища. Он мне отвечает: «Ты обслуга, иди и работай». Это обидно до слез. Не знаю, с чем связана такая перемена в отношении к нам. Может, потому что разница между классами стала более заметна, и они ее хотят как можно чаще подчеркивать, что ли?
По тому, как пассажиры ведут себя в самолете, очень много про них можно сказать. Например, ехал Третьяк — очень спокойно и нормально себя вел: поздоровался с нами, когда вошел, попрощался. Ехала Хакамада, мы ей: «Добрый день», — она даже не посмотрела. Пассажирам кажется, что мы ничего не замечаем, — а мы все замечаем. Наверное, только для подростков сейчас стюардесса — это то самое романтическое создание. Как Доронина в фильме. Они мне записочки пишут: «Маша, дай телефончик».
Я раньше страшно злилась на пассажиров, что они все как один в самолете напиваются. Или какой-нибудь будет за тобой ходить весь рейс и рассказывать, какая у него жена, какой дом во Владике и какая собачка. Потом я поняла, отчего это. Только единицы могут признаться, что им страшно лететь. На самом деле — все боятся. Я им улыбаюсь, успокаиваю, беру под свое крыло. Это мало кто знает, но одна рюмка в небе действует так же, как две на земле: очень быстро напиваешься. Там же такой воздух специальный. Считается, что из-за него и мозги хуже соображают: читать, например, тяжело. У нас стюардессы вообще говорят, что этот воздух мозг сушит. С другой стороны, они же говорят, что из-за него мы все молодо выглядим.
Мне говорят, что я красивая. На земле мужчины сходят по мне с ума. В небе нормальные мужики из бизнес-класса никогда не будут с тобой знакомиться. Может, в начале двухтысячных еще это и было, а сейчас — нет. Если и бывает, то только на рейсах в Гавану. Туда летят — я думала, что такие только в кино остались, — реальные пацаны из 1990-х, с цепями золотыми в два пальца, бритые. Это мы периферию перевозили. Они так говорят: «Ну ты, в натуре, принеси нам водки». Мне объяснили, что они туда ездят за проститутками дешевыми.
Раза три мы в Нью-Йорк возили детей детдомовских. Они летели на просмотр. По ним сразу видно, что из детдома: ему шесть лет, а он ведет себя как взрослый, независимо очень. И все они — как волчата: спрашивают по нескольку банок колы и спрайта. А еще принесите, а еще принесите. По карманам распихивают. Жалко их очень. Однажды мы летим, а одна десятилетняя девочка все плачет и плачет, и от еды отказывается. Я спрашиваю: что с тобой? Мне их воспитательница объяснила: ее возили на просмотр и ей очень американские родители понравились — а вот они ее не взяли.
Везла одна стюардесса как-то Окулова (Валерий Окулов — глава компании «Аэрофлот». — Esquire). У нас сейчас в бизнес-классе новые сиденья установили, «коконы», — у них внешнее кресло не двигается, а внутреннее ты можешь двигать и так, и этак, даже лечь можешь. Но правда состоит в том, что все они очень быстро ломаются: иногда и половина не работает. Окулов летел вместе с какими-то там членами правительства. На этом рейсе не работал один «кокон». Окулов знал, какой именно, и специально в него сел.
Я тут прочитала в одном журнале, как устроены сингапурские авиалинии. Стюардесса подходит и спрашивает: какого размера вы носите тапочки? И смешно, и грустно мне стало от этого. У нас в бизнес-классе, за который пассажир отдал четыре тысячи долларов, просит он, скажем, носки. Ему приносят — но только детского размера: извините, но больше нет. Или почему-то пледы нам не довезли. То нет наушников, то лампа над головой не выключается. Иногда 90 процентов всех этих штук не работает или их просто нет. А все шишки на стюардессу летят.
Одна стюардесса у нас упала с трапа и проломила себе череп. Пришлось уйти с работы. Страховку ей не заплатили, потому что она якобы не держалась за перила и на ней были сапоги неустановленного образца. Недавно огромные «аэробусы» купили — там вместо положенных пяти человек на рейс ставят четверых, двух мальчиков, двух девочек. Это чтобы в гостинице потом платить не за три номера, а за два. Еще нам недавно придумали новую форму. Дизайнеры пошили экспериментальную партию — всем понравилось, особенно рубашки, которые все-все были в вышитых ромбиках. Но когда уже вся партия пришла — там уже и ткань была другой, и рисунок вышитый не такой классный был.
Это правда, что пассажиры регулярно уходят в туалет сексом заниматься. Я только не понимаю, как они могут? Там же неприятно. Или пледом укроются — и прямо в салоне... А мы с девчонками что можем сделать — только ходим и хихикаем.
Пассажиры думают, что проехать на самолете — все равно как на трамвае. Никто не понимает, насколько это опасный транспорт. У нас экипаж один летел, попал в зону повышенной турбулентности. Женщина не пристегнулась — ее так подкинуло, что она проломила головой потолок, потом ударилась спиной о кресло. Умерла в самолете. Или вот. Мне смешно об этом рассказывать, но на самом деле — очень серьезный случай: женщина в туалете села на унитаз и зачем-то нажала кнопку спуска. Вакуумное устройство ее так засосало, что она почти весь рейс там просидела. Только потом смогла встать. У меня теперь даже привычка такая: еду в автобусе — сразу смотрю, где здесь окно для аварийного выхода. В метро никогда не сяду в середину, а только в конце вагона. И в маршрутках смотрю, чтобы проход не был вещами заставлен.
У многих здесь свой бизнес. Провозишь алкоголь — сдаешь в бар. На одной бутылке можно 400 % накрутить. Или попросит кто-нибудь через таможню пронести коньяк: 20 евро с бутылки заплатят. Это раньше таможня с нами дружила, а теперь, после всех этих скандалов, — все. Не проплатишь им — тебя менты уже встречают. Кто шубы в магазины сдает, кто ноутбуки. Раньше даже можно было стюардессе без пошлин и автомобиль привезти. Одну нашу девушку недавно в милицию вызывали. Говорят, вот, некоторые стюарды привозят из Индии наркотики. Вы не могли бы, Галечка, нам сообщать, кто и сколько, и кто у них дилеры. Она говорит: «А что мне за это будет?» А у вас, Галечка, говорят, будет зеленый коридор. То есть предлагали ей самой наркотики возить.
Я знаю, почему все стюардессы молодо выглядят. Бежишь на рейс, и все проблемы остаются на земле. Это как жить в приморском городе: кажется, все люди в мире только и делают, что отдыхают. И нам, стюардессам, кажется, что все люди только на море ездят и в Лондон — деньги делать. Вращаешься среди успешных, веселых пассажиров, а потом вдруг понимаешь, что сам из себя ничего не представляешь. Думаю, причина молодости стюардесс — в этой их иллюзорной жизни.