Предприниматель, 57 лет, Москва
- Жизнь у меня пропащая, честно скажу.
- Копилок у меня в детстве не было. И денег не было. Мы жили скромно. Обычная, ничем не примечательная семья инженеров.
- У меня в детстве рыбки были — барбусы, меченосцы. Аквариум — это очень приятно, это успокаивающе действует. Хотя я всегда спокоен.
- В 1994 году, когда у МММ была почти треть бюджета страны, я ничего не приобретал. Мне это было не интересно. Я жил вот в этой же квартире. Тогда она выглядела так: три комнаты, от пола до потолка забитые книжными полками, а посреди каждой комнаты стоял огромный аквариум из четырех секций, и больше ничего. Только кровать и стол. Когда за мной пришли, они были в шоке — задержанный ходил по квартире в спортивном костюме, а в квартире были только аквариумы, две кошки, попугай и много-много книг.
- Я в спортивном костюме любил дома ходить — и в Кремль тоже.
- Я принципиально старался не контактировать с властями. У меня и проблемы-то начались с того момента, когда меня позвали в Кремль на расширенное заседание правительства, посвященное МММ, а я не пришел.
- Когда на МММ в первый раз наехали из налоговой, я с ними не церемонился. Я понимал, что дана санкция на отстрел. И я сказал: «Я собираю референдум и ставлю вопрос о недоверии правительству». А референдум — это верховный орган. Миллион подписей собираю за неделю — и всех на фиг. Президента, правительство — всех. Это сегодня мы живем в тоталитарном государстве — тогда по закону любой мог собрать референдум по любым вопросам. А сейчас на референдум можно выставлять вопросы только об озеленении дворика.
- Наверное, я мог тогда стать президентом, но не захотел. Я человек домашний, мне лень было. Следователи все понимали и говорили мне: «Сергей Пантелеевич, ну какая разница, что Кремль, что Матроска — все одно».
- Тюрьма — это другой температурный режим. Сел в тюрьму — и все вокруг тебя потекло. То, что казалось таким прочным — любовь, дружба, — все расплавилось. Все люди, на которых вы рассчитываете, разбегутся в ту же секунду. А помогать вам будут те, от кого вы этого не ожидаете. Например, моему товарищу, руководителю школы единоборств, помогал ученик. Тот, которого он вообще не замечал.
- Меня часто предавали. Не потому, что люди плохие, а потому что просто люди.
- У меня нет друзей. Был у меня один друг, но он погиб. Давно это было, после института. Мы были на рыбалке в Карелии. В последнее утро я пошел рыбачить. Никогда не ходил в последний день, а тут захотелось. Я ушел и заблудился. И вдруг пошел дождь, снег. Я нашел избушку и в ней сидел две недели — ничего не ел, только воду пил. А мой друг и еще один наш приятель — они поплыли на моторке и утонули в шторм. Мы тогда шторма не боялись, так что если бы я не заблудился, я бы вместе с ними утонул. Выплыть, говорят, было невозможно.
- Согласно социологическим исследованиям, есть такой факт: к 40 годам у человека не остается друзей. Я многим это говорил, и все удивляются поначалу, а потом спрашиваешь: хорошо, а у тебя есть друзья. Начинают соображать: черт, увы. Нет тут «почему». Просто люди такие.
- Инкубационный период у жен заключенных — 3 года. Мне один вор в законе рассказывал, как у женщины это происходит. Женщина — существо легкомысленное. Она поначалу не воспринимает все это всерьез. Ей кажется, что это шутки какие-то, что муж скоро выйдет на свободу. И она начинает разыгрывать из себя жену декабриста. Но время идет, а ситуация не улучшается, начинаются финансовые проблемы. И через три года — даже если женщина действительно любит — она осознает, что время прошло, что любовь закончилась, и — самое страшное — эта любовь превратилась в ненависть.
- Когда я попал в тюрьму, я был уверен, что не выйду. А потом никто не будет ждать меня 20 лет. Все люди живые, физиология. Поэтому я просто взял и подал заявление на развод, поставил жену перед фактом. А потом написал начальнику следственного изолятора, что я отказываюсь от свиданий с женой.
- Я помню, как меня арестовали. Звонят в дверь, смотрю — человек в маечке стоит. У вас, говорит, вода протекает. Я дверь не открыл — пошел уничтожать все данные на компьютере. Не так-то это и просто. Я как профессиональный компьютерщик знаю. Они дверь вскрывали автогеном четыре часа. Компьютер у меня к тому моменту был абсолютно чист. Тогда они нашли у меня поддельный паспорт. Подбросили. Я говорю: «Слушайте, да я его съесть мог за это время». Они всегда что-то подбрасывают, чтобы наверняка — наркотики, паспорта. Так вернее, что ли.
- Я помню это: въезжаешь в Матросскую Тишину, ворота железные, ужасающие. Заезжаешь в отстойник, где машину осматривают. Потом едешь налево, там еще одни ворота, опять пропускной пункт, опять обыскивают. А за внутренними воротами там еще одна тюрьма — 99/1. Про нее вообще никто ничего не знает. Есть всего две федеральные спецтюрьмы — 99/1 и 99/2. Но «дробь 2» — которая в Лефортово — она для всякой мелочовки. Я сидел в 99/1 — это маленькая тюрьма для вип-персон. Там Ходорковского содержали. А вот Лебедева — нет, не дорос. Там еще, правда, держат маньяков и киллеров. Спецблок — это особая тюрьма. В обычной тюрьме нет изоляции. Все, что ты хочешь, ты достанешь за деньги. Тебе менты даже наркотики притащат. А на спецблоке — полная изоляция. Там достаточно комфортно, но через год там люди сходят с ума. А я просидел там четыре года.
- Мне не нравится, что Ходорковский решил сыграть в политического мученика. Я до этого никогда не опускался, никогда не говорил, что я политический. Сидел и не жаловался.
- Я был победителем всех физических олимпиад. В финале одной олимпиады решал вот такую задачу: почему человек тонет в болоте? Какова физическая природа этого явления? Решение такое: болото — это не жидкость, а взвешенные мелкие частицы, давление в болоте распределяется не равномерно, не как в воде. Поэтому там не работает закон Архимеда, по которому на тело, погруженное в жидкость, действует выталкивающая сила. И как следствие — любые попытки плыть ускоряют погружение. Поэтому, если попал в болото, то надо не плыть. Надо сидеть спокойно и ждать. В жизни то же самое: если уж попал, то любые попытки плыть ускоряют погружение. На той олимпиаде, кстати, я был единственным, кто эту задачу решил и победил.
- Помню, что в школе я иногда вел математику вместо преподавателя.
- Родители у меня с физикой-математикой никак не связаны, а мне самому еще на первом курсе все надоело. Пришел туда однажды, смотрю — висит объявление: «Позор прогульщикам! Иванов — 5 часов, Сидоров — 6 часов, Мавроди — 980 часов».
- На первом курсе я стал победителем институтской олимпиады по физике. На лекции преподаватель говорит: «Товарищи! Впервые в истории института победителем всеинститутской олимпиады стал первокурсник! Так давайте на него посмотрим». А меня нет на лекции. Он говорит: «Ну ладно». В следующий раз вызывает — меня опять нет, в третий — нет. Мне товарищи говорят: «Может, придешь, что ли». А я говорю: «Да ну!»
- В институте я увлекся самбо. Я не проиграл ни одной схватки, и поэтому быстро стал кандидатом в мастера спорта. Поэтому бить меня довольно затруднительно.
- Я в тюрьме со всеми находил общий язык, хотя я человек необщительный. Не люблю общение, а мне все говорят, что я обаятельный. Ну я же мошенник. Мошенникам положено быть обаятельными.
- Со мной сидел командир штурмового батальона в Афгане. Настоящий убийца: он расстреливал и женщин, и детей. Заходит в аул — кроссовки белые, одежда чистая; выходит — весь красный от крови. Так он мне говорил, что никогда в жизни не видел более жестокого человека, чем я.
- Люди сейчас на меня реагируют очень положительно, никакой агрессии. Лишь один раз какая-то мадам в бриллиантах вышла из «мерседеса» и кричала мне: «Жулик».
- Я сидел с самыми разными убийцами и маньяками, но по их внешнему виду и поведению этого про них сказать нельзя. Никто по ночам из них не кричит, кошмары никого не мучают. Спят как младенцы. Я сидел с киллером Лешей Солдатом. На нем было 30 трупов. Суперкиллер. В жизни — веселый, жизнерадостный человек, очень симпатичный. За 30 трупов ему дали 23 года. Мало, наверное. Он был человек чрезвычайно осторожный — оружие брал только в перчатках, часто менял внешность. И вот на чем он попался: заказали ему кого-то, он заминировал автомобиль, а сам сел наблюдать из укрытия. К автомобилю подбежали дети и стали играть. Он вышел и отогнал их. А дети запомнили его и потом рассказали все родителям.
- В тюрьме не испытываешь к этим людям омерзение. Там это не работает. Одному из маньяков я обязан тем, что стал стихи писать. Никогда не писал стихов. В молодости все пишут стихи, а я не писал. И вот мой сокамерник однажды попросил меня написать стихотворение для его жены. Это был один из Ховринских маньяков: была такая парочка — они вдвоем ездили на машине, а когда видели идущую женщину, один выходил, доставал биту и бил по голове, а второй грабил. Крупный такой, уверенный в себе. И вот он попросил меня: «Сережа, а напиши моей жене стихотворение какое-нибудь хорошее». Я говорю: «Да не пишу я стихов». «А ты, — говорит он, — вспомни что-нибудь — про любовь». Я вспоминал, вспоминал и, наконец, вспомнил Гумилева, про озеро Чад. Стал писать и понял, что две строчки никак не могу вспомнить. Ну и в итоге сам их сочинил. А ему эти две строчки больше всего понравились.
- Я не романтичный. Песни о любви обычно пишут холодные люди.
- В тюрьме я начал вести дневник. Потом я попал на спецблок, и мне запретили его вести. Нельзя, говорят, открывать внутренние тюремные тайны. И тогда я занялся художественной литературой.
- Билеты МММ печатали на тех же заводах, что и доллары. Их в мире, кажется, пять штук — которые имеют специальную сертификацию. Эти заводы в итоге отказывались принимать заказы американского правительства на тираж долларов, потому что я больше платил.
- Это я придумал разместить свой портрет на билетах МММ. Это был очень точный ход: когда люди видят портрет, это психологически дает им уверенность, что человек не сбежит.
- Ситуация идиотская: меня вкладчики везде узнают. Я все жду, когда меня забудут, но не забывают. Вот как-то поехал на рыбалку в какую-то глухомань. И вдруг едет мимо какой-то дед на машине. Он посмотрел на меня и настолько поразился, что потом вокруг меня еще один круг сделал. Я сказал: «Поехали на фиг отсюда, сейчас ведь вся деревня соберется».
- Я скрывался от суда восемь лет. Помню, я подумал: «Самым разумным будет скрываться в Москве». И я стал жить в квартире на соседней улице. А где еще можно жить?. Иногда выходил из дома — на рыбалку. В какой-то газете писали, что меня поймали, а у меня — парик. Но это полное вранье. Я париков никогда не носил.
- Ненавижу покупать одежду. По-моему, ни один мужчина этого не любит — ходить по магазинам за одеждой. А кто любит — это уже не мужчина.
- В новейшей российской истории мне симпатичен, как ни странно, Ельцин. Единственный политик, который позволял себя критиковать.
- В 1994 году, когда все шло к тому, что меня арестуют, у меня была арендована 6-комнатная шикарная квартира. Конспиративная, так сказать. И я туда уехал. Но мне там некомфортно было. Я люблю, чтоб тапочки домашние рядом стояли. И вот я сидел там и решил включить телевизор. А там Черномырдина спрашивают, что будет с МММ. Ничего не будет, говорит, это частная фирма, пусть сами со своими вкладчиками разбираются; мы не будем вмешиваться. Я подумал: «А чего я тогда тут сижу, пойду-ка я домой». На следующий день меня и арестовали.
- Когда тебе предъявляют обвинение, по закону ты должен ознакомиться с материалами дела. В моем деле было 650 огромных томов. Это если даже в день читать по тому, то нужно два года. Я стал послушно читать, а суд сказал, что я затягиваю процесс. Говорю: «Ничего я не затягиваю, я день и ночь читаю». Тогда они вынесли решение, чтобы я читал по пять томов в день. Я говорю: «Это же просто комедия, вы лучше скажите, что вообще не надо ознакомляться».
- Копии всех томов уголовного дела всегда можно забрать с собой. Но я взял только те тома, где списки вкладчиков.
- Когда я стал сам писать, мне почти все разонравились. Мне когда-то Булгаков нравился, например. Я раньше вообще очень много читал — больше, чем следовало бы.
- Никогда ни о чем не надо жалеть — что было, то и было.
- Когда все доступно — ничего не хочется. Там, на вершине, ничего нет — там вакуум. Но чтобы это понять, надо туда залезть. Я вот слазил и узнал.
- У меня нет мечты. Потому что все, чего я хочу, у меня всегда получается.
- Единственное, что я люблю, — это рыбалка. Ради этого я могу хоть на Северный полюс поехать и сидеть там без одежды, если припрет.
- Я на спиннинг люблю ловить. Люблю быструю ловлю, хотя уловы у меня скромные. Когда увлечение доводится до профессионализма, это уже не увлечение. Это рутина.
- При моем образе жизни необходимо заниматься на тренажере. Надо — значит надо. А в тюрьме я любил делать упражнение для пресса. Ложишься на шконку и кончиками пальцев ног за головой достаешь. Пять тысяч раз без отдыха, ежедневно. Очень, знаете ли, полезно. Долго только. Два часа, примерно, получается.
- У меня на спецблоке было восемь голодовок. Одна была сухая, восемь суток. Человек без воды может пять-шесть суток протянуть. А я голодал летом, жара, все еще хуже. При обычной голодовке ты медленно теряешь силы, а при сухой все происходит неожиданно. Но мне повезло, не умер. Я тогда еще был женат, и жена через адвоката устроила истерику, которая меня спасла. Невозможно с бабами совершать подвиги — висят, как груз.
- При голодовке теряешь килограмм в день, четко. Если хотите похудеть, напрягитесь и не ешьте два-три дня — два-три килограмма сбросите.
- У меня жесткий распорядок дня. Я сплю два раза в стуки по четыре часа: с 6 до 10 утром и с 6 до 10 вечером. Этот режим я поддерживал даже в тюрьме, хотя там это сложно — когда ты сидишь с суровыми людьми. Это же очень всех напрягает: ведь раз я лег спать — надо вести себя тихо, не орать. Это расценивается как очень серьезный каприз.
- В жизни сейчас у меня очень мало событий. Но я рад. В идеале надо сидеть и на стенку смотреть, как буддистские монахи. Но до этого я еще не дошел.
- Я живу в квартире моих родителей. Мы переехали сюда, на Комсомольский проспект, когда я закончил школу. А до этого я жил в доме напротив Новодевичьего монастыря. Самое смешное, что в тюрьме у меня был сокамерник — кандидат наук, энтомолог, специалист по бабочкам, который жил в моем бывшем доме напротив Новодевичьего, а ребенок его ходит в ту же школу, куда я ходил. Совпадение. А сидел он за воровство. Ничего удивительного: бабочки бабочками — деньги деньгами. Не надо путать. Вы что думаете, люди, которые занимаются бабочками, не могу воровать?
- Соседи, конечно, знают, кто я такой, я в этой квартире тысячу лет живу. Со мной на площадке живет Дима Маликов. Олег Янковский на третьем этаже жил, мы с ним здоровались.
- На свободе хорошо — лучше, чем в тюрьме.
- Мне однажды поставили диагноз — рак печени. А моя мать, старший инженер, и отец, монтажник, оба умерли от рака. В общем, в больнице мне говорят: «У вас рак печени». Я говорю: «Сколько мне жить?» Полгода, говорят. А через месяц выяснилось, что это ошибка — у меня какая-то особенность организма, очень похоже на рак, но это не рак. В общем, я месяц жил с диагнозом «рак печени», и никто из моих знакомых ничего не заметил. Никто.
- У меня специальность была — искусственный интеллект. Но нет, искусственного интеллекта не бывает, не переживайте.
- У меня была в детстве феноменальная память, если кто-то читал вслух любой отрывок, я мог дословно его повторить. А потом у меня было 12 сотрясений мозга. Я был очень подвижным в детстве, постоянно падал и бился головой. Память после этого у меня ухудшилась. Но не исчезла. Просто из феноменальной сделалась хорошей. Ну и слава богу.
- Доказать гипотезу пуанкаре я не пробовал. А если б доказал и мне бы дали деньги, от которых отказался Перельман, у меня бы их сразу приставы отняли. А еще обвинили бы, что я налоги с них не заплатил — и снова бы посадили.
- В тюрьме, когда нас водили на прогулку, нам всегда включали радио «Дача». Это еще хуже, чем «Русское Радио», а выключить нельзя. Вот что я не хочу пережить снова.
- Новый год я стараюсь отмечать один, но не всегда получается.
- Жизнь всегда дает тебе не то, что надо.
- Обманывать нехорошо.
Источник: esquire.ru